О висящем над моей головой божественном покровительстве в роте знали уже решительно все, до последнего ездового. А что же до появившегося фан — клуба, то одним только грешным сыном терна Альбина число нанявшихся в роту хеленитов не ограничивалось. Как мне подсказал ухмыляющийся первый лейтенант, та шокированная принятием Хелой моего дара пара братьев на следующий день уже с самого утра перед воротами усадьбы ан Феллемов стояла. Их кстати взяли без разговоров. Причем именно потому, что они не скрывали ни причин появления у ворот, ни, своей обычно не афишируемой для посторонних профессии.

Короче говоря, «за барашком» лично мне ездить теперь было бессмысленно, а что до приказа отправить туда слуг, то он тоже не требовался. Пейзане почти сразу же осадили наш лагерь сами, рассчитывая расторговаться продуктами своего труда за всегда имеющиеся у наемников наличные. То, что женщины и дети в это время, пытаясь скрыться от нашего взора в высокой пшенице, петляли в сторону леса, мы предпочли «не заметить». Самим так было спокойнее.

Староста деревеньки оказался здоровущим, этакого древнескандинавского типа кабаном, наверное, лет шестидесяти от роду, нисколько не уступающим Эйдеру плечами и ростом. Возраст могучего старикана выдавали, пожалуй, одни морщины и совершенно седой хайр. Бицуха у него была как в молодости мощной, также как впрочем, и огромные, явно постоянно готовые к действию кулаки. На поясе старика висел легионерский меч, с не сильно щедро, но искусно украшенными серебром ножнами и пяткой.

Разговор с местными меня не заинтересовал, своих дел хватало. Уже официально, с внесением данных в ротный табель и повышением жалования назначенный моим оруженосцем Даннер к тому времени получил все необходимые указания и о барашке на ужин мог побеспокоиться без моего присутствия. Не мне же самому бытом было заниматься, имея за спиной целых троих слуг — Нейла; ездового с моей повозки Дая Эмриса, инвалида из Внешней стражи Бир — Эйдина до сей поры периодически выписывающего первому отцовские подзатыльники; и свеженанятого Эвана Роуча, еще одного наполовину слугу, наполовину воина, бритоголового крепыша двадцати лет от роду. Этот уже был не из халдеев, а из городских моряков, который, к горю семьи, фальшион возлюбил больше чем корабельные снасти. Его я, конечно же, принципиально присмотрел и нанял сам. Чужой стукач в своей повозке мне не требовался.

Задница за этот день в седле, конечно же, здорово задубела, так что пока хозобслуга ставила палатку, разжигала костер и занималась подготовкой к ужину, мне было самое время отойти от лагеря чуть вниз по течению и помыться.

Тут я, конечно же, взял с собой душистое мыло из земных запасов, смену белья ну и для сохранения статусности вполне могущий заменить короткий пехотный меч «Кинжал Гнева» подаренный мне в храме Хелы. К его постоянному ношению следовало привыкать, конечно же, стилетами к бедру развернув. К паладинам, если так о них можно выразиться Арея и Тира, могущая ощущать сверхъестественное общественность относилась гораздо с меньшей подозрительностью, чем к адептам Хелы. Из — за беспринципной пропаганды, наверняка.

Вода была холодновата, горы вокруг как — никак, но смыть пыль и пот, все равно было сродни божественному наслаждению, так что появление за моей спиной зрителей, осчастлививших моющегося солдата беседой как раз в тот момент, когда он восторженно кряхтя, намыливал скукожившиеся колокольчики, не оставило меня равнодушным.

— Ты где наемник этот нож добыл? — С сомнением поинтересовался сильный мужской голос. — Продать не хочешь?

Я удивленно развернулся к нему, впрочем, спрятав меченую брачной татуировкой руку за корпусом. Хотя узоры росписей разных членов Пантеона беглым взглядом и можно было попутать, если конечно самой печатью тамги не светить, но напороться на какого нибудь зоркоглазого чингачгука как раз в тот момент, когда я снял скрывающий татуировку напульсник, мне совершенно не улыбалось. Не при агентах конторы рядом.

На берегу стояло двое плечистых горцев в жестких кожаных куртках, ну вот нисколечко не похожих на забитых жизнью и мимо проезжающим людом типичных имперских крестьян. Если бы не возраст, обоим, наверное, не было и двадцати пяти, я бы сказал что имею дело с отставными легионерами. Об этом же говорили и палаши с елманью на их поясах, пусть и не принятого в легионах типа, но производивших впечатление ухоженного оружия профессионалов.

Оба были жилистыми, крупными парнями с длинными гривами стянутых плетеными кожаными шнурами немытых блондинистых волос какого — то неестественного, стального оттенка и карими в желтизну глазами убийц. А вот черты бритых лиц как я и заметил, были типично норвежско — шведскими. Несколько непривычный, короче говоря, фенотип, я бы сказал, что эти парни вероятнее всего своих дальних родственников на Земле не имели.

— А ты сможешь его купить?

— Сколько просишь? — не стал ни секунды раздумывать выглядевший немного старше приятеля фригольдер, голос принадлежал ему.

— Ты здесь столько за всю жизнь не накопишь. — Покачал головой я. Судя по поведению горцев, они приняли меня за одного из капралов или же дупликария. — Вместе со своим другом. Да и всей твоей деревенькой тоже. Не продается.

— Ты то… — с разгону начал торговаться мужик, но тут же стух, когда приятель ткнул его кулаком в спину.

— Ты бы лучше прислушался к другу, — заметил я, — и не настаивал. Я конечно не самый злой человек в этой долине, но все равно. Рассказывать такому как я, что из тебя можно выпытать, где лежат деньги, которых хватит на честную покупку такого кинжала, это очень неосторожно. Тем более, а вдруг ты тут такой богач не один.

Видно было, что ценитель холодняка хочет мне что — то сказать, но он сдержался. Одарил меня и мои полускрытые от него кукожики тяжелым взглядом, но сдержался. Приятелю одергивать уже не пришлось. Впрочем, взгляд последнего тоже не лучился никаким добродушием, кинжал он тоже либо узнал, либо почувствовал. Последнее я бы сказал было вероятнее. Эти двое конечно были не маги, но кто знает, как обстоят дела с одаренными в подобной придорожной деревушке. Мало ли кто может на пышущую здоровьем красавицу польстится.

Гости ушли, однако все настроение отмывать грязь до хруста тоже унесло вместе с течением. Я наскоро помыл ноги и выбрался на берег.

Парочка беседовала с могучим старостой, посматривая в мою сторону.

Давным — давно вжившемуся в роль лейтенанта наемников старому прапорщику отчего — то захотелось прямо сейчас повесить их всех троих за ноги и претворить свою недавнюю угрозу в жизнь. Столь наглые пейзане уж были очень, на мой взгляд, нетипичны.

Деревенька звалась Волчья лапа, кто ее так назвал, староста пояснить не смог, но в остальном пообщался он с нами весьма продуктивно. Удалось даже нанять проводника, согласившегося «в темную» провести нас к воротам обидчика. В темную, это в смысле с доведением цели похода уже на марше и дальнейшим пребыванием под конвоем, чтобы не было искушения сыграть в Сусанина. Им оказался тот самый заинтересовавшийся моим кинжалом парень, Фрам как его там, зарабатывающий на жизнь охотой, рыбалкой, сопровождением купеческих караванов и все тем же проводничеством. Лойх не поскупился и нанял его с солдатским окладом в пять триенсов в день. Для несравнимо более безопасной, чем у нас работы купеческого охранника, как впрочем, и «постоянного» кнехта провинциального дворянства, это были неплохие деньги. Интенсивность участия в серьезных зарубах у них была не та, да и сегодня густо, а завтра пусто насчет оклада денежного содержания эту категорию живущего мечом люда практически не касалось.

Надо сказать, что идеи купить кинжал он не оставил, по провинциальной наивности, помноженной на отбитую самоуверенность, предложив мне аж целый золотой…. Даже не попытавшись узнать, кому предлагает сделку. Мне даже говорить ничего не пришлось, оказавшаяся в зоне слышимости солдатня и слуги комитов подняли дурака на смех. Отчего он засмущался и нас покинул, вернувшись тем ни менее следующим утром готовым к походу на невысоком мерине во всеоружии. Смех смехом, а деньги у него на дороге не валялись.